СВЕТЛАНА    ЛЕТТ

                                     ГОСТЬ

Я  здесь  недолгий  гость.  Так  тихо   и  так  странно

Живет  в  пространстве  дня  больничное  окно.

Но  что  тебе  оно,  рассудок  мой  опальный?

Тебе  ль  о  нем  печаль?  Тебе  ль  - не   все  равно?

Увы!  Не все  равно,  признаюсь  в  одночасье.

Немую  пустоту  негоже  созерцать.

Но  есть  соблазн  познать  осеннее  ненастье,

А  весь  больничный  двор  мне  взором  не  объять.

В  остывшей  длани  дня  чернеющая  ветка,

Лист  одиноко  ждет  свершения  судьбы.

Под  куполом  дождя  бредет  моя  соседка  -

Ей  оживлять  пейзаж   как  будто  не  с  руки.

Я  избрана  окном  для  мудрого  прозренья.

Здесь  время  суету  забыло  навсегда.

Как  пуст  пейзаж!  И  вновь душа  полна   сомненья,

И,  словно  лоскуты,  разорваны  года.

Но  что  в  годах  моих,  разорванных  так  грубо:

Слеза,  печаль  души?  Набор  вновь  скуден  сей

В  беззвучный  полусвет  уронят  слово  губы.

Лишь  день  дрожит  средь  дня,  предвидя  свой  удел.

И  каждый  день  -  больной.  И  каждый  день  -  отрада.

В  соитьи  с  ночью  он  таинственно  зачат.

Убережет  его  потусторонность  взгляда.

Он,  как  живая  плоть,  несет  забот  печать.

Младенца  пронесли.  Роддом  напротив. Окна

Смотрели  на   мое  ослепшее  окно…

Рассудок   мой,   грешишь,  пожалуй,  пустословьем,

А  тут  не надо  слов,  ведь  и  без  них  светло.

Плешины  голых  стен  -  о  радость  штукатура!  -

Они   зовут,   кричат,  страдают,  как  ожог.

Высокий  миг  любви  предчувствует  натура  -

Сомненью  моему  он  прозвучит  в  упрек.

Взираю  каждый  день  на  дом  рожденья  жизни.

Там,  в  лабиринте  стен,  палат  и  голосов

Рождается  дитя.  Не  хочется  о  тризне

Ни  помнить,  ни  грустить. Отринуть  боль  оков!

А  где-то  за   спиной, тут,  в  недрах  коридора,

Покойника  везут.  Каталки  тяжкий бег

Отметит  колесом  все  выщерблины  пола

И  укорит  собой  неосторожный  смех.

Не  отыскать  надежд  в убогости  пейзажа.

Вновь  повторяюсь   я  -   звучу  не  в  унисон.

Но  все  прощает день. И миг прощает даже.

Мой  взор  к  исходу  дня давно  не  обращен.

А  на  исходе  дня  безмолвствуют  закаты:

Союз  с  окном  меня  прельщает  до  сих  пор.

Готова  я забыть  все  горестные  даты,

Коль  детский  смех  опять  тревожит  коридор.

Как  весело  дитя! Уже  не  помнит   боли

И радостно  живет  на  грани  бытия.

Но  то,  что  за  спиной,   с  окном  не  вправе  спорить.

Всего  лишь  гость  я  здесь.

                                                    И  вовсе  не  судья.                  

Декабрь  1998 г

                  *  *  *

Оглянись!  Я   в  иной  ипостаси

Здесь,  наверно,  когда-то  жила.

Колокольные  мудрые  стансы

Я   читала  с  чужого  листа.

Вновь  уйду  и  за  вечным  пределом

Прорасту  незаметно  травой.

Буду  счастлива  тихим  уделом

И   союзом   с  сей  грешной  землей.

Но  живу  во  мгновении  надеждой,

Что  отпущено  время  сполна.

Хмель  иллюзий  и  радостей  прежних

Не  сведут  меня  ныне  с ума.

То,  что  было  иль  будет,  -  не  знаю.

Я  у  Вечности  выкрала  миг.

И  живу  на  изломе  печали,

А  душа,  словно  рана,  болит…  

*  *  * 

Не  вздрогнешь,  не  сойдешь  с  ума,

Когда  узнаешь  в  день  печали,

Что  средь  живых  уж нет  меня,

И  тень   разлук  сравнишь  едва ли

С  тем,  как  ушла  я  в  этот раз

Без  слов,  без  слез  и  без  упрека…

Я  далеко  уже  сейчас.

И  так легка  моя  дорога,

Где  нет  обид,  разлук,  любви…

Душа  -

               Как  белый  лист  без  пятен.

Из  плена  тесного  земли

Я  ухожу. Мне  непонятен

Язык  тех чувств, что  прежде  мной

Владели  властно  и  упрямо.

Я  не хочу  судьбы  иной

И  не  хочу  начать  сначала.

Но  если  вновь  прольется  свет

В  твою  измученную  душу,

Поверь:  меня давно  здесь  нет.

Я  далеко. А  день  послушно 

Напомнит  прежние  слова.

Не  для  того,  чтоб  болью стали,

А  для того,  чтобы  едва

Ты  прикоснулся  к  ним  губами.

Пусть  тень  упрека  никогда

В  твои  не  постучится    двери.

Не  вздрогнешь,  не  сойдешь  с  ума,

Лишь  тихо  скажешь  вдруг:

                                                  «Не  верю…

                           *  *  * 

Мне  казалось,  что уже  кончилась  вся,

Что истлела  и   в  прах  превратилась  звезда,

Все  земные заботы  померкли,  ушли

И  душе  они  ныне  -  увы!  -  не  нужны

Осень  тихо  бредет  за  ослепшим  окном,

И  предзимье  стоит  на  пороге  моем.

И  ни  в  чем  никого  я  теперь  не  виню,

Но у жизни,  у  той,  без  меня,  попрошу:

Пусть  всегда  из  земли  прорастает  трава,

Пусть  кого-то  обрадует  свежесть  дождя,

И  не   я,  пусть  неведомый  кто-то  другой

Завтра  скажет:

 «А  снова  ведь  пахнет  весной…»

          Декабрь 1998 г.

*  *  *   

Как будто  не  со  мной  случилось  это,

Как  будто  не  моя  родилась  боль.

Неужто  я  еще  живу  на  свете:

Встречаю утро,  провожаю  вновь

Ночей  и  снов  холодное  сомненье?

Вхожу  вновь  в  опостылевшие  дни.

Приму как  во  спасение,  наверно,

Пустые  он6емевшие  листы.

И  строчка  ляжет  горестным  упреком…

Как  страшен  смысл  вдруг  обнаженных  слов!

Поговорим  с  тобою  о немногом

А  многое оставим  на  потом.

Где боль сильна  -

                                    там  все   слова  бессильны.

Уж лучше  помолчать  сегодня  нам.

Лишь  время  властно,  лишь  оно  всесильно

 И  дарит  откровение  листам.

Не  упрекай  меня,  я  так  хотела:

Не отыскать  тебе  мои  глаза.

Спешила  я  к  вокзалам  и  не  смела

Встречать  и  ждать  чужие  поезда.

И  все-таки  знакомый  лик  ловила  -         

В  стекле,  в  толпе,  в  кричащей  суете.

Но  рук  холодных  я  не  опустила,

Хоть  шла  навстречу  собственной  судьбе.

А   ночь  качалась  зыбко  над  перроном,

Едва  держась  за  нити  бледных  звезд

И  унося  в потрепанном  вагоне

Тень  не пролитых  горько-светлых  слез.

                 *  *  * 

Мне  горько  говорить:  опять  одна…

В  отваге  голос  полнится  металлом.

Но  эшафота  тихая  тщета

Забудет,  что у  жизни  есть  начало.

Она  поверит  -  все  давно  прошло.

И  осень  подведет  свои  итоги.

Горчит  в  стакане  старое  вино,

Горят  закаты  пламенем  тревоги.

Жасмин  отцвел. Теперь  погасший  куст

Седым  и  мудрым  кажется  изгоем.

И  горизонт  так  безмятежно  пуст,

Как  пуст  бывает  перед  Вечным  зноем.

Но  ныне  день  пришел  совсем  иной  -

В отваге  голос  полнится  металлом.

И   пред  в  века  ушедшею  сестрой

Стою,  как  пред  источником  начала.

Откуда  это  в  нас?  Наперекор

Иду  судьбе.  А помнится  все  то  же:

Один  -  не  воин.  Памяти  укор,

Как  бумеранг,  приходит  и  тревожит.

Не отведу  похолодевших  рук,

Без  ропота  приму  твои  печали.

Познаю  вновь  отчаянье  разлук,

Замру  перед  погасшими  свечами.

И  если  слово  у  себя  в  плену,

Забуду  плен и  тем  спасу  я  слово.

Не  оглянусь.  Не  вздрогну.  Не  солгу.

А  время  глянет  на  меня  сурово:

Зачем,  мол,  жертвы?  Мир  предельно  прост.

Лукавить  с  ним?  А не  себе  ль  дороже?

Снесут  на  дальний  ветреный   погост

То,  что  ни  мне,  ни  ближнему  негоже.

2.

В  тех  жертвах  изначально  виден  прах

Всех лет  минувших. И  ночей  сомненье.

И  скудный  прочерк,  словно  вечный  страх,

Меж  кратких  дат  -  от  смерти  до  рожденья.

А  почему  я  начала  с  конца?

Путь  мы  проходим  от  рожденья  к  смерти.

Но  близко  не  дано  узнать  лица

Событий,  дней,  подвластных  круговерти.

Живу  в  плену  у  слова  и  строки.

Лукавить  с  миром  -  бренная  задача.

Через  века  удел  чужой  судьбы

Приму  покорно.  Ничего  не  значат

Все  жертвы,  символы.  А суть  ведь  так  проста:

Жасмин  отцвел.  Погосты  онемели.

Горчит вино.  И  только  суета

Тревожно  бьется  в  запертые  двери.

24.12.97 г.

К  ДЕСЯТИЛЕТИЮ ВЫВОДА ВОЙСК

ИЗ  АФГАНИСТАНА

Как  неутешны  матери  России!

Тревога  их  понятна   сыновьям.

И  неизбывно  горькое  «простите!..»  -

Полынный  вкус,  подаренный  губам.

Мы  мало  знали  о  войне  в  Афгане.

Нас  приучали  к  мысли:  это  -  долг!

И мальчиков  в  отчаянье   теряли

Среди  чужих  и  огненных дорог.

И  плакали  снега,  поля,  погосты,

В  безмолвье  и  печали  вдруг  застыв.

Опять  ком  в  горле  -  слез  хватило  вдосталь,

Развеивался  в  прах  обманный  миф.

Не  верилось!  Душа  не  принимала:

Пробившийся  сквозь  тьму  веков  росток

Война  крушила,  гнула  и ломала,

Вязала  на  судьбе  свой  узелок.

Но  наша  боль  с  их  болью  не  сравнится:

Их  боль  сожгла  все  прошлое  дотла,

Как  будто  вновь  израненная  птица

Теряла  обожженные  крыла.

И  мальчики  друзей  своих  теряли,

Поняв  впервые, что такое  смерть.

Жизнь  на войне  -  не праздные  печали,

А  страшных  дней  и  судеб  круговерть.

И  по  ночам им  снились  те  дороги,

Где  так  и  не  окончилась  война.

Вдруг  мамы  просыпались  от  тревоги,

И  ранняя  рождалась  седина.

Мы  все,  наверно,  в  этом  виноваты,

Но  не  держите  на  Россию  зла,

Вернувшиеся  из  огня  солдаты,

Живущие  за  друга  и  себя.

2.

Промчались  годы.  Десять  зим  и  вёсен,

Но  помним  мы  ушедших  и  живых.

Пусть  от  тепла  надежд  растает  проседь,

Пусть  смех  звучит  от  радостей  мирских.

Но  почему  саднит  на  сердце  рана,

Глуша  в  душе  дыхание  весны?..

Простите  нас,     

                             вы,

                                        мальчики  Афгана,

Простите  нас,

                              и мальчики  Чечни…

26.01.99 г.     

ОЗЕРКИ 

                          Е.Трубецкой

Как память отзовется – наудачу:

Был август.  День. Сквозь заросли – окно,

Которое давно уже не значит

Для жизни ровным счетом ничего.

Кусты раздвинув, я смотрела робко

Вниз, на безумный, сумрачный канал.

Цветок кувшинки был предельно кротким,

Но вольный свет невольно излучал.

Ему казалось, чистому пришельцу,

Что день, как пленник, у него в плену.

Поодаль тяготился сумрак елей

Обманом зыбким. И, как в старину,

Патриархальность этого приюта

Добра, мудра, несуетна. Она

Так жертвенна! Так дорожит минутой,

Растраченного всуе бытия.

Сквозная тишина. Малины спелой

Прозрачный свет безудержно горяч.

На солнце он горит, с ним спорить смеет,

Посланник юный стар мудрых дач.

Беспечен он и дружен в этом мире

Со всеми, кто и жить уже устал.

С забором ветхим, с домом этим сирым,

С пространством тесным потемневших рам.

Дрожит в стекле заката отраженье,

Дробит его деревьев полутень.

И держится душа за нить прозренья,

За тот ушедший в Лету миг. И день.

Вернусь сюда. Себе скажу повинно:

Истлевший круг излюбленных забот

Вчера держал в силках. Сегодня, видно,

Вчерашние заботы все не в счет.

Сегодня вновь пленительны озера.

Сквозная тишина. Малины свет.

Таинственное размышленье флера

Над тем приютом, где меня уж нет.

Но, говорят, случились перемены

И здесь давно. И нет тех мудрых дач,

Которые, казалось, так нетленны.

Их заменил совсем другой пейзаж.

Взросли грибами крепкие коттеджи,

Расчищены дорожки, молод сад.

Глаз не заметит ветхости. И прежней

Нет тишины. Но кто в том виноват?

Ну что ж. Смирюсь с изменчивостью быта.

Пусть он живет, как вздумается. Но

Приду сюда. Увижу, что открыто

Навстречу мне знакомое окно.

Возрадуюсь! Смиренного погоста

Узнаю тихой изможденный лик.

Откроется: все в мире так непросто.

И дорог каждый прожитый здесь миг.

   6 сентября 2001 г.